ГЛАВА 20

Васудева сказал:

На эти слова, о Каунтея, Сын возницы средь боя тотчас же ответил Прадьюмне благозвучной и учтивой речью:

«О сын Рукмини, я не ведаю страха, правя в битве конями. Я также среди вришнийцев (лучший) знаток битв — могло ли то быть иначе? Но мы, несущие службу возничих, чтим за лравило, о долговечный: оберегать колесничного воина должно любыми средствами! Ты к тому же был так жестоко изранен! Тяжко ранила тебя стрела, пущенная Шальвой, твой дух был подавлен, герой, потому и отъехал я прочь! Теперь же, сын Кешавы, славнейший из сатватов, к тебе вернулось сознание; так любуйся сколько угодно искусством моим в управлении конями! Дарукой я рожден и подобающе им обучен; без страха проеду я сквозь несметные полчища Шальвы!»

С этими словами, о герой, он натянул поводья и помчался, направляя коней в (сторону) битвы. Превосходные кони его, о царь, погоняемые кнутом, побуждаемые поводьями, казалось, летели по воздуху, (выписывая) по всему полю всевозможные, самые разнообразные двойные и простые лево- и правосторонние фигуры.

Подчиняясь молниеносным движениям рук сына Даруки, они едва касались земли, словно жгла она им копыта. Не затратив как бы ни малейших усилий, совершил он вокруг войска Шальвы объезд апасавья; и было то подобно чуду, о бык-бхарата! Не мог потерпеть царь Саубхи этого объезда Прадьюмны; тотчас же три стрелы пустил он в его колесничего. Однако, о мощнодланный, сын Даруки продолжил свой путь, не обратив на стрелы внимания, мысли его заняты были конями.

Тогда царь Саубхи вновь осыпал всякого вида стрелами рожденного от Рукмини моего отважного сына. Сын Рукмини на лету расщепил их своими острыми стрелами; рассмеялся губитель вражеских героев, явив это (доказательство) проворства своих рук!

Увидел царь Саубхи, что стрелы его отражены Прадьюмной; тогда стал он пускать стрелы (по-особому), применяя злые колдовские чары асуров. Догадавшись, что пущено в ход оружие дайтьев, могучий (Прадьюмна) высоко в воздухе отразил его оружием Брахмы, а затем метнул и другие оперенные стрелы.

Мигом рассеяв все оружие (Шальвы), в голову, грудь и лицо впились ему кровожадные (стрелы), померкло сознание (его), и пал он на землю. Когда, израненный стрелами, рухнул наземь презренный Шальва, сын Рукмини наложил на тетиву еще одну стрелу, разящую насмерть любого врага.

Но как только на виду (у всех) эта стрела, к которой уст ремились молитвенные упования бесчисленных дашархов, как пламя светозарная, была возложена на тетиву, послышались из поднебесья крики смятения.

Вслед за тем от всего сонма богов, вместе с Индрой и Владыкою сокровищ, снаряжены были посланцами Нарада и могучий Ветер. Явились эти двое к сыну Рукмини и передали ему слова небожителей: «Герой, не суждено шальвийскому царю пасть от твоей руки! Возьми стрелу назад: хотя, поистине, нет человека, которого она не могла бы сразить на поле брани, но не дозволено тебе убить в (этой) схватке Шальву! Примет он смерть в сражении от Кришны, сына Деваки, — таково предначертание Установителя, мощнодланный, и да не будет то ложно!»

Тут Прадьюмна, исполненный ликования, снявши с отменного лука ту чудную стрелу, вложил ее в колчан. А злодей из злодеев Шальва поднялся (с земли), о Индра царей, и спешно бежал со всем своим войском, израненный стрелами Прадьюмны. Пострадав от (рук) вришнийцев, о Индра царей, злобный (демон) оставил Двараку и на своей Саубхе вознесся в небо. 

Такова в книге «Лесная» великой «Махабхараты» двадцатая глава.